Казнь Веры

Уникальные факты Великой Отечественной: 80 лет спустя, возможно,  найдены новые свидетельства о том, как погибла разведчица Вера Волошина

… «Никогда себе не прощу…» Примерно так теперь наверняка подумает любой, кто приезжал на место и шел только след в след по канонической версии гибели Веры. Разведчицы из той же группы, что и Зоя Космодемьянская. Схваченной на задании в тылу врага, как и Зоя, и так же ничего фашистам не открывшей. И повешенной ими в одни  с Зоей сутки — в соседних селах Головково и Петрищево под Москвой 29 ноября 1941-го…

Только про Зою почти сразу узнала вся страна, она стала Героем Советского Союза и символом мужества.

А судьба пропавшей без вести Веры Волошиной прояснилась лишь в 1957-м, поиском Георгия Фролова, приезжавшего с фотографиями в означенный сослуживцами «квадрат». И жители Якшино указали ему на Головково, вспомнив, там была повешена немцами неизвестная девушка-солдат. И в Головково – люди признали на показанных фото ту, чье тело нашли в овраге вскоре после ухода фашистов. И дальше Вера стала Героем России в 1994-м посмертно… И, как и Зоя, тоже человеком-легендой, о которой, считалось давно и по праву собрана информация – вся и опрошены жители — все.

Но звонок из Подмосковья, из соседнего с Головково села Крюково, от Ларисы Шашкиной-Измайловой, от нынешнего хранителя подвига Веры, руководителя Военно-патриотического клуба «Память», зашкалил волнение и поднял то самое – хоть и поколение новое и  другое  – щемящее чувство какой-то вины и удивления, и благодарности,  ведь правда о Вере, недосказанная когда-то – в наш век все-таки прорвалась!

— Вы не поверите, от кого я сейчас иду, — сказала мне Лариса. —  От женщины, отец которой… был в войну на казни Веры.

А это значит примерно то же, как если б через 80 лет заговорили бы придорожные деревья или камни на въезде в Головково, единственные,  считалось, свидетели последних слов и последнего мужества Веры у виселичной веревки… Десятки лет было общее мнение:  казнь разведчицы, схваченной возле Головково, прошла в пустой, без жителей, деревне.

(Ведь в Головково в войну  разместился вражий штаб, и все головковские жители были выселены, угнаны в сторону Боровска и Вереи еще в октябре 1941-го… На тех, кто дошел по разбитой дороге до Вереи, немцы махнули рукой, там распустили, и люди стучались в окна, просились пустить погреться, пожить, и так и выжили. А тех, кого угнали до Боровска, немцы заперли в разрушенной церкви, и почти все умерли в ней, от холода, голода и болезней. И первый послевоенный священник потом сложил у храма большой курган, сколько трупов – столько камней… А малая часть головковских жителей в начале оккупации успела уйти в лес и дожила в землянках до  наступления Красной Армии…)

… Но кто смог все-таки увидеть Веру в ее смертный час, у старой ивы, которую фашисты в то утро уже выбрали под виселицу и к промерзшему стволу которой, зябко и возбужденно толпясь, прибивали фанеру с надписью про поджигателей, партизан и что точно так будет повешен каждый?…

Иди и смотри. И борись!

Но сначала напомним, как фашисты схватили Веру…

— Группа после перехода линии фронта была обстреляна, разделилась… Часть, в которой была Вера, пошла сюда, — рассказывает Шашкина-Измайлова. —  По дороге они встретили красноармейцев (разведку. – Авт.), те сказали не ходить в Головково, там опасно, там много фашистов, но они пошли. И заминировали дорогу, скорее всего, ведущую к этой деревне, но не главную, а  ту, что ведет из Головково через поле к Якшино и дальше на Минское шоссе, а там близко – Москва… Потом, прячась в лесу, дождавшись взрывов немецкой техники на минах, группа Веры подожгла в деревне крайние дома с врагом и начала отходить. По пути наткнулась на красноармейцев из окружения, взяла с собой. И, идя к линии фронта, напоролась в темноте на фашистов. Вера шла впереди, еще успела крикнуть своим: «Уходите!» Группа разбежалась и так спаслась. А Веру, прикрывавшую отход, отстреливавшуюся, тяжело раненую в плечо, окружили немцы. Вернувшиеся потом товарищи нашли лишь убитого красноармейца, он шел вторым.

… И до сих пор не ясно, какого числа это было. По открытым данным на сайте Минобороны, 25 ноября. Но Александр Никитин, историк из Рязани, называет дату другую.

— Я пытался восстановить последовательность перемещений обеих групп по вражескому тылу в течение той трагической ноябрьской декады — по воспоминаниям соратников Веры и Зои, — рассказал он «Кузбассу». — Но если с первыми днями всё более или менее понятно, то потом, похоже, однообразные дни блужданий по лесу сливаются в памяти. И, по моим выкладкам, Вера пропала без вести 27-го, и это совпадает с той перестрелкой, которую легионеры из  многонационального «Французского легиона добровольцев против большевизма» (к тому времени сменившие в Головково немцев. – Авт.), преподнесли (в своих документах. – Авт.) как «первый бой с русскими». И в этом случае Веру держали в плену на сутки дольше, чем Зою…

И, значит, лютых побоев и мужественного ожидания казни Вере выпало больше… Но она не сдалась. И даже назвала себя в группе главной, хоть командиром и не была, но это чтобы отвлечь врага и дать товарищам шанс перейти линию фронта с разведданными…

— И годами считалось, с выходом книги Фролова о Вере, что бабушка Олещенко, из соседнего Скугрово, одна и случайно увидела казнь девушки, — напоминает Шашкина-Измайлова. – Она с беременной заболевшей дочкой и с внуком одна оставалась, другие жители кто в леса, кто угнан был… А она сказала оккупантам про якобы болезнь заразную. И их не тронули, их обходили… Легионеры же в Головково прибыли многие больными, с кишечными инфекциями. А почему их – сюда? Возможно, хоть как-то подлечиться, там, в лесу рядом, стояла с довоенного времени хорошая больница… И вот эта бабушка шла с поля или с тайника с припасами, и увидела казнь, сквозь деревья… Как подъехал грузовик, девушка в кузове, в кровоподтеках, поднялась. Сказала что-то по-немецки — оккупантам. Нашим пленным, строившим мост, по-русски, что наши — победят. И когда накинули петлю и грузовик тронулся, крикнула: «Прощайте!»

Потом, через несколько дней, оккупанты из Головково уйдут, их кинут в наступление. А жители, из леса, вернутся в частично сожженное Головково в середине декабря. А наши части освободят райцентр – Наро-Фоминск — 26 декабря и погонят фашистов от Москвы дальше…

И в Головково, позже, весной, в овраге жители найдут тело девушки с веревкой на шее  и похоронят.  И в исторических материалах с годами будет несколько вариантов – сняли с ивы тело сами фашисты, или сняли наши…

… А кто хоронил Веру – эти фамилии в народной истории сохранились. И вот Надежду, дочку одного из них – Михаила Демидова – и разыскала Шашкина-Измайлова.

— «Отец нам в детстве часто рассказывал, что подростком был на казни этой героической девушки… И он был — не один. Народ пригнали – смотреть казнь — в Головково…» —  вот слова Надежды Михайловны… Еще, с ее слов, отец говорил: «Мы видели саму казнь. Потом там и надолго был выставлен фашистами караул. А потом какой-то момент наступил – никого. И мы, мальчишки, срезали тело, спрятали в овраге, снегом присыпали…»

Миша Демидов тогда жил в селе Ратчино. Краеведы, проверяя теперь это свидетельство, про Мишу и других, свидетелей казни, предположили: смотреть на казнь и ею запугать фашисты пригнали жителей сел Ратчино, Юматово…  А их после войны, возможно, и не опрашивали.

— Потому что все — раньше, и я тоже до этой встречи была уверена:  вслед за головковскими жителями фашисты угнали и жителей ближайших малых сел… А их, похоже, по словам дочки Демидова, все-таки оставили… Ведь дочь Демидова еще рассказала: отец вспоминал, за их селом Ратчино было большое неубранное картофельное поле, когда были немецкие налеты, поле снарядами перепахало, и они, дети, туда ходили потом во время оккупации, был голод, они мерзлую картошку собирали…

—  Но как эти мальчики насмелились под носом у фашистов выкрасть тело Веры?

— Там, действительно, в Головково рядом с местом казни Веры были казармы, столовая… Я слышала, давно, от бабушки, пересказ ею слов местного жителя, он в войну жил в лесу, видел, фашисты, идя в столовую, из столовой бросали в тело Веры ножи… И, получается, группа мальчиков, насмотревшись страшной казни, решила снять тело, земле предать, чтобы не мучилось, чтобы не было над ним издевательств… «Вы же понимаете, они же — дети, они же под страхом смерти сделали это! — сказала я дочери Михаила Демидова. – Их же фашисты, заметив, застрелили бы сразу, на месте!» — «Да, — ответила, — так и было бы, отец тоже так говорил. Но они, ребята, не отступили…»

… Кто еще видел из жителей сел разведчицу Волошину или же казнь Веры? Кто из детей, чьи сердца девушка зажгла, прощаясь и запев «Интернационал» , вступил потом в группу, спрятавшую тело и помогшую позже достойно похоронить?… Военно-патриотический клуб «Память» и краеведы этими вопросами занялись.  И, считай, одновременно вышли на поиск еще семьи, во время оккупации в которую зашли две девушки (одной из них, возможно, была Вера), попросили поесть и, умываясь, выронили кусок перевязочной марли. Фашисты, позже как-то про приход девчат-солдат прознав, устроили в доме обыск и, марлю найдя, мать с детьми заперли в подполе – в наказание. Хорошо, не расстреляли.

А еще, рассказывает Шашкина-Измайлова, она с поисковиками вышла на внучку Ивана Яшина, весной 1942-го он был среди тех, кто поднимал из оврага тело девушки.

— Внучка Яшина сказала, и я в Головково от других людей еще несколько лет назад тоже это слышала. Яшин говорил иногда среди своих, очень давно, вспоминая оккупацию: «Я снял тело Веры с ивы…»

— Значит, Ваня и Миша и еще мальчики были из одной группы?

— Наверняка. Мише было 13, Ване – 16, поэтому веревку скорее всего залез и срезал старший.

…  А почему родные Михаила рассказали о свидетельстве казни только сейчас? И родные Ивана – про страшную ночь, сделанное божеское и комсомольско-пионерское дело и, к счастью, стерший все следы большой снегопад… Самих Михаила и Ивана давно нет. «Никто раньше не спрашивал…» — ответили родные Демидова. А про Ивана земляки еще помнят, он, к старости, тяжело заболел, ему прооперировали язык, говорить он больше не мог…